О чем помнит заброшенный дом?
То, что человеку надо иногда побыть одному, перевести дух, собраться с мыслями и вообще упорядочить свою жизнь, кажется, никто не оспаривает. И поэтому, как только наступил золотой август — волшебная граница между рабочим годом и новым рывком к следующим 11 месяцам переживаний, забот и хлопот, я послала все и всех к лешему и, забрав семью и наши не очень-то большие отпускные, рванула в высокогорное селение Урву в Гусарах.
Если сказать, что Урва ошеломила меня с первого же взгляда, это не сказать ничего. Она вторглась в наши существа миллионами иголочек льдистого воздуха, настоянного на горных травах. Запах их обескураживал, веселил, как молодое вино. Правда, потом к этому запаху примешался неистребимый «аромат» коровьих лепешек, но это было потом. А сначала Урва обрушилась на нас лавиной шумящей листвы, вечно бормочущими ручейками, сводчатыми арками ореха и боярышника — словно открывала дорогу в неведомый медно-зеленый мир.
В нем не было места суете и заботам. Естественно, они существовали, но как бы в другом измерении и как-то очень далеко от нас, гораздо дальше чем, например, крупные как яблоки звезды, разбросанные по небу.
Но вскоре мы поняли, что этот мир, ласковый и зеленый, таит в себе немало тайн, загадочных, а порой и мистических.
Одним из таких мистических откровений для нас стал заброшенный проклятый дом. Для меня и сейчас остается загадкой, каким образом во время нашей прогулки по узкой, заросшей ежевикой тропке, явилось это одинокое, двухэтажное строение.
Видно, когда-то оно было добротным и крепким. Огромный балкон с частыми переплетами окон по старинной моде, рассчитанный на большую семью и шумные застолья, выглядел жутко. Двери трех комнат внизу были полуоткрыты, в окнах второго этажа виднелись обрывки занавесок и вешалка. Казалось, хозяева ненадолго вышли и скоро вернутся, а дом замер в их ожидании.
Дочь наших квартирных хозяев, Офелия, необыкновенно кроткая и трудолюбивая девушка, объяснила нам, что в этом доме когда-то по чьей-то злой воле случилось несчастье — в нем изнасиловали молодую женщину и она повесилась потом. По поверьям, если в доме происходило что-то нехорошее или он являлся предметом глубоких распрей между родственниками, его проклинали и оставляли на произвол судьбы. Постепенно он разрушался от ветра, солнца и дождя.
Я поинтересовалась, нельзя ли как-то ускорить этот природный процесс? Ведь на этом месте можно поставить новый красивый дом. В ответ Офелия распахнула синие глаза.
— Нет, нет! — горячо возразила она. — Только если пригласить муллу, прочитать молитвы, дать хороший поминальный обед и тем самым получить благословение на спокойную жизнь на этой земле.
Закатное солнце, окрасило сизые горы в палевый цвет и осторожно подобралось к зеленому пригорку, на котором стоял дом. Скользнув по буйным кустам крапивы, оно попыталось отразиться в окнах, но это ему не удалось. Стекла в них были настолько пыльными, что солнечный свет просто отскочил от них, как от слепых глаз.
Моя дочь долго оглядывалась на этот дом. Ей, как и большинству подростков, он представлялся загадочным и манящим, как мистический элемент фильма ужасов. Наш милый синеглазый проводник рассказывал уже о чем-то другом. А я подумала о том, что как же близко от нас лежит мир трагических, нелепых и непоправимых случайностей, который кажется невозможным в детстве, очень далеким в юности и таким осязаемым и страшным в зрелом возрасте, особенно, если у тебя есть дети и ты за них в ответе.
Последний луч солнца погас, так и не отразившись в пыльных стеклах проклятого дома. Дома, который когда-то строили с любовью и надеждами на дружную и хлебосольную семью, который должен был услышать топот и гомон не одного поколения своих обитателей. И вот чья-то злая воля оборвала и эти надежды, и саму жизнь в нем.
Мы порядочно отошли, когда я в последний раз оглянулась на дом. Вечер уже набросил на него свое покрывало, милостиво защитив от позора человеческой злобы и глупости.
Горы, то пушисто-зеленые, то серые и гладкие, будто срезанные чьим-то гигантским ножом, медленно поглощала мгла. Одна за другой вспыхивали звезды — пора было возвращаться домой. Надо сказать, что сделать это нам по дороге, покрытой речными камнями, было не так-то легко.
Офелия тонконогой ланью бежала впереди. Мы, две городские клуши, едва за ней волочились, таща в придачу пышный букет из зверобоя и хвоща и обдирая ноги о вездесущую ежевику. Приятно было думать, что дома нас ждет уютный свет настольной лампы, душистый чай и незамысловатые бутерброды с сыром, словом, все то, что делает дом домом, а не пристанищем.
Хорошо было оттого, что заброшенный дом, съеденный мглою, остался далеко позади. Уже вовсю горели звезды, и самым ярким был, конечно же, Ковш, будто нарочно оставленный на небе хозяйкой звездной кухни. Неизвестно, какое волшебное варево помешивала она этим ковшом, но очень хотелось верить, что брызги его истребят злобу и зависть, подарят земле мир и покой, населят ее не пустыми и проклятыми, а живыми и теплыми домами, в которые можно будет входить, как в неизвестность от забот, как в счастье.